Истории

Адреса Иосифа Бродского в Петербурге

Вторая статья проекта «Здесь жил…» посвящается ленинградскому поэту Иосифу Бродскому. В 1972 году он был вынужден навсегда покинуть не только Ленинград, но и Россию. Несмотря на это, город накрепко связан с поэтом. Подтверждение тому – ленинградские места в стихах Бродского и места Бродского в Северной столице.

Спасо-Преображенский собор

Надо ли объяснять, что ограда казалась гораздо интереснее, чем внутренность собора с его запахом ладана и куда более статичной деятельностью. «Видишь их? - спрашивает отец, указывая на тяжелые звенья цепи. - Что они напоминают тебе?» Я второклассник, и я говорю: «Они похожи на восьмерки». – «Правильно, - говорит он. - А ты знаешь, символом чего является восьмерка?» - «Змеи?» - «Почти. Это символ бесконечности». – «Что это - бесконечность?» - «Об этом спроси лучше там», - говорит отец с усмешкой, пальцем показывая на собор («Полторы комнаты», 1985 год).
Позже, когда Иосиф вырастет, в его произведениях часто будет фигурировать эта «восьмерка» из ограды Спасо-Преображенского собора. Например: «В облике буквы «в»/ явно дает гастроль/восьмерка - родная дочь/бесконечности, столь/свойственной синеве,/склянке чернил и проч.» («Моллюск», 1994 год). Бесконечность, велосипедной восьмеркой принюхивающаяся к коридору («Стрельна», 1987 год).
Кстати, в подвале этого собора находилось бомбоубежище, где маленький Иосиф со своей матерью прятались во время войны.

Малая Охта

Вот я вновь посетил/эту местность любви, полуостров заводов,/парадиз мастерских и аркадию фабрик,/рай речный пароходов,/я опять прошептал:/вот я снова в младенческих ларах./Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок» («От окраины к центру», 1962 год).
У Бродского с этим местом была связана романтическая история – на Малой Охте находилось общежитие Ленинградского университета, где он «пас» девушку (об этом он рассказывает в «Диалогах с Иосифом Бродским» С. Волкова). Ходил он туда всегда пешком.

Прачечный мост
На Прачечном мосту, где мы с тобой/ уподоблялись стрелкам циферблата, /обнявшимся в двенадцать перед тем,/как не на сутки, а навек расстаться» («Прачечный мост», 1968 год).
У стихотворения есть посвящение - F. W. Это инициалы Фэйт Вигзел, английской аспирантки, на которой Бродский в свое время чуть не женился. Именно на Прачечном мосту они назначали свидания: он находился примерно на полпути от дома каждого из них.
Эти стихи о расставании: с того момента, как советская власть узнала о возможной свадьбе, будущие супруги не знали, когда встретятся в следующий раз. Фэйт уехала, визу в СССР ей больше не давали. Бродский писал ей из Ленинграда трогательные письма – конечно, не первые, но все же, стихи по-английски.
Им суждено было встретиться еще раз: уже в Лондоне, после эмиграции Бродского. Но отношения так и не сложились.

2-й Инженерный мост
Ну что ж! на все свои законы:/ я не любил жлобства, не целовал иконы,/ и на одном мосту чугунный лик Горгоны/ казался в тех краях мне самым честным ликом» («Пятая годовщина», 1977 год).
После того, как в 1972 году Иосиф Бродский эмигрировал в Америку, в своих стихах он перестал называть Ленинград по имени – только «этот город». Никаких названий улиц, мест – лишь обозначения, по которым можно догадываться о том, где это находится. В стихотворении «Пятая годовщина» речь идет о 2-м Инженерном мосте – именно в его решетке можно увидеть лик Горгоны. Наискосок от этого моста расположено здание суда, в котором Бродского судили за тунеядство.

Эрмитаж
«И питомец Лоррена, согнув колено,/спихивая, как за борт, буквы в конец строки,/тщится рассудок предохранить от крена/выпитому вопреки» («Венецианские строфы» (1), 1982 год).
В «Венецианских строфах» поэт описывает четыре времени суток. Если войти в зал Эрмитажа, в котором висят картины Клода Лоррена, то мы увидим цикл работ, также изображающих четыре времени суток.
Бродский знал Эрмитаж досконально – об этом говорят многие его стихотворения. Он жадно интересовался искусством еще и потому, что Марина Басманова (знаменитая «М.Б.», большая любовь Бродского и мать его сына Андрея) была художницей.

Улица Зодчего Росси
Твой образ будет, знаю наперед,/в жару и при морозе-ломоносе/не уменьшаться, но наоборот/в неповторимой перспективе Росси» («Похороны Бобо», 1972 год).
Бродский пишет про улицу Зодчего Росси. Кстати, все друзья поэта вспоминают, что они часто подолгу (иногда по четыре часа) гуляли по городу пешком и говорили на разные темы. Интересно, что образ «мороза-ломоноса» возникает здесь по ассоциации с названием площади, на которую выходит улица – площадь Ломоносова.

Психиатрическая больница на набережной реки Пряжки
Автомобиль напомнил о клопе,/и мне, гуляющему с лютней,/все показалось мельче и уютней/на берегу реки на букву «пэ»,/петлявшей, точно пыльный уж» («Набережная реки Пряжки», 1965 (?) год).
С этим местом связан один из самых ужасных моментов в жизни Бродского. После ареста его отправили в эту больницу на судебно-психиатрическую экспертизу, держали несколько недель. Применяли все «методы лечения» - например, поэта заворачивали в мокрые простыни, которые ссыхались на нем.
В «диалогах» Соломона Волкова Бродский отметил: «Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма».

Из жизни

Литейный проспект, д. 37
Людмила Штерн, подруга Иосифа Бродского, в своей книге «Поэт без пьедестала: воспоминания об Иосифе Бродском» рассказывает такой эпизод:
«В начале 60-х я служила геологом в проектной конторе с неблагозвучным названием «Ленгипроводхоз», которая располагалась в доме 37 на Литейном проспекте. <…> Однажды за несколько минут до перерыва я услышала раздраженные мужские голоса доносящиеся со двора. Слов не разобрать, но кто-то с кем-то определенно ссорился. Я выглянула в окно, и перед моими глазами предстало такое зрелище. На пинг-понговом столе сидел взъерошенный Бродский и, размахивая ракеткой, доказывал что-то Толе Найману, тогда еще находящемуся в до-ахматовском летоисчислении (Бродский, Найман, Рейн и Бобышев дружили с Анной Ахматовой, образовав группу «ахматовских сирот» – Ред.).
Найман, бледный, с трясущимися губами, бегал вокруг стола и вдруг, протянув в сторону Иосифа руку, страшно закричал. С высоты третьего этажа слов было не разобрать, но выглядело это как проклятие. Бродский положил на стол ракетку, по-наполеоновски сложил руки на груди и плюнул Найману под ноги. Толя на секунду оцепенел, а затем ринулся вперед, пытаясь опрокинуть стол вместе с Иосифом.
Однако Бродский, обладая большей массой, крепко схватил Наймана за плечи и прижал его к столу. Я кубарем скатилась с лестницы и подбежала к ним.
«Человек испытывает страх смерти, потому что он отчужден от Бога, – вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу, – Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели вы не можете понять такую элементарную вещь?»
Оказывается, поэты решили провести вместе день. Встретившись утром, они отправились гулять на Марсово поле, читая друг другу новые стихи. Потом заговорили об одиночестве творческой личности вообще и своем собственном одиночестве – в частности. К полудню проголодались. Ни на ресторан, ни на кафе денег у них не было, поэтому настроение стало падать неудержимо.
В результате, стали выяснять, кто же из них двоих более несчастен, покинут и одинок. Экзистенциальное состояние Бродского вошло в острое противоречие с трансцендентной траекторией Наймана, и во дворе института «Ленгипроводхоз» молодые поэты подрались, будучи не в состоянии справедливо поделить одиночество между собой».
В этом доме сейчас расположено рекламное агентство, автомойка, бюро медико-социальной экспертизы.

Проспект Энгельса, д. 65
Когда приятели Бродского - ученые Рамунас и Эля Катилюс - уезжали в Литву, он жил в их квартире. Выезжая, поэт всегда оставлял им ключи под ковриком и записку в стихах, в которых рифмовал благодарность хозяевам с разными бытовыми сообщениями. Так, например, он мог констатировать: «ваш сахар уничтожив весь, я кофе вам зато оставил»

Адмиралтейская набережная, д. 10
В этом доме жил приятель Бродского Юрий Цехновицер. Он всегда был обеспечен пластинками, поэтому у него частенько компании собирались слушать джаз. Вечера проходили как следует – девушки, книги, музыка…
У Бродского есть такие воспоминания, связанные с этим домом: «Был однажды момент открытия, когда я стоял на набережной напротив дома Цехновицера — я этот момент очень хорошо помню, если вообще у меня были какие–то откровения в жизни, то это было одно из них. Я стоял, положив руки на парапет, они так слегка свешивались над водой... День серенький... И водичка течет... Я ни в коем случае не думал тогда, что вот я поэт или не поэт... Этого вообще никогда у меня не было и до сих пор в известной степени нет... Но я помню, что вот я стою и руки уже как бы над водичкой, народ вокруг ловит рыбку, гуляет, ну и все остальное... Дворцовый мост справа... Я смотрю, водичка так движется в сторону залива, и между водой и руками некоторое пространство... И я подумал, что воздух сейчас проходит между водой и руками в том же направлении... И тут же подумал, что в этот момент никому на набережной такая мысль в голову не приходит... И тут я понял, что что–то уже произошло... И вот это впервые пришедшее сознание того, что с головой происходит что–то специфическое, возникло в тот момент, а так вообще этого никогда не было...» (Евгений Рейн, Иосиф Бродский «Человек в пейзаже»).
Сейчас в этом доме расположены несколько организаций, специализирующихся на недвижимости.

Наб. Мойки, д. 82
Из воспоминаний Людмилы Штерн: «Однажды Генрих Орлов уселся по моей недоглядке рядом с подругой Бродского Мариной Басмановой. Сперва Генрих слегка приобнял Марину за плечи, потом прикрыл ее руку своей ладонью. Иосифу, сидящему cлева от Марины, это «не показалось» – и он воткнул вилку в орловскую руку».

Железнодорожные кассы на канале Грибоедова
Иосиф Бродский и Анатолий Найман пошли покупать в эти кассы билеты в Москву. За билетами стояла огромная очередь. Бродский не любил терять время зря, поэтому начал читать своему другу «Большую элегию Джону Донну». (Стоит отметить, что она действительно большая – в книге стандартного формата занимает где-то пять страниц. Кроме того, у Бродского очень специфичная манера чтения – он гнусавым голосом то ли читает, то ли поет свои стихи). Итак, он начал читать. Люди стали оборачиваться, но Бродский декламирует дальше. Найман уговаривает его прекратить, но друг-поэт не слушает. Где-то в строках мелькает упоминание о Лондоне – уже многие обращают на них внимание, это же советская очередь!
В конце концов Анатолию удалось вытащить «выступающего» на набережную, где Бродский и дочитал элегию. Найман на полном серьезе думал, что за ними приедет милиция.

Многоэтажка на Кораблестроителей, построенная в 60-х годах
Была у Бродского приятельница – Татьяна Боровкова (ей посвящено стихотворение «Памяти Т.Б.»). Как-то вместе с ней он пошел в гости в одну из новостроек на улице Кораблестроителей. В какой-то момент хозяева потеряли друзей из вида.
Нашли их за странным занятием: Бродский и Боровкова проверяли скорость падающих предметов. В какой-то момент Иосиф выкинул мусор из ведра за окно. Помои повисли на ветвях деревьях прямо напротив квартиры председателя кооператива.
Хозяева были в бешенстве.

Дом Мурузи, Литейный пр., 24/27
Здесь расположены знаменитые «полторы комнаты», в которых жил Бродский с отцом Александром Ивановичем и матерью Марией Моисеевной. Каждый свой день рождения Иосиф отмечал с друзьями именно в этой квартире. Когда в 1972 году он покинул страну, родители остались здесь. Им больше не суждено было увидеть сына – и его, и их просьбы о выезде из СССР не удовлетворялись. Но каждое 24 мая – в день рождения Бродского – друзья все равно приходили к его родителям. А он звонил.

Место неизвестно
«Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,/Подьезд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда («Развивая Платона», 1976 год)
Это место пока не разгадано. Если у вас есть предположения – что это за улица и дом, отправляйте нам свои варианты.

Иосиф Бродский – поэт, нобелевский лауреат. Родился в Ленинграде 24 мая 1940 года, эмигрировал в Америку в 1972 году, где и умер 28 января 1996 года, так ни разу и не посетив родину. Учился в нескольких школах, работал на заводе «Арсенал», в морге областной больницы.

Автор выражает огромную благодарность за предоставленную информацию кандидату филологических наук, доценту СПбГУ Денису Ахапкину.

Спецпроект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга


 

share
print